Если есть проблема - съешь ее!
Чудесный фик у меня есть, к сожалению не знаю автора(
слеш Снейп/Невилл R
Почти смешная история
читать дальше- Невилл, опять!
Их возгласы сливаются в один. Почти стон. И это было бы забавно, только я все равно чувствую себя неловко.
- Невилл, - это Луна, уже мягче, - ну, пожалуйста, следи за собой.
Ба покачивает головой, не поднимая глаз от вязания.
Я просто зачитался. К тому же вечер, а ближе к ночи пальцы всегда болят сильнее, поэтому я непроизвольно, всего лишь для того, чтобы убедиться, что они в порядке, начинаю дергать фаланги и нажимать на костяшки. Как будто одной боли недостаточно.
А их раздражает этот хруст.
И они одергивают меня – практически каждый вечер.
Действительно, неудобно. Особенно перед Ба. Словно я хочу напомнить ей.
А я не хочу напоминать, напротив, я сам бы с удовольствием забыл. Только проклятая простреливающая от запястья до ногтей боль еще хуже снов. Зелье сна-без-сновидений мне выдают в Мунго ежемесячно, и я никогда не отказываюсь, хотя бы для того, чтобы не расстраивать Ба. Но нехорошие сны редки, в отличие от постоянно ноющих пальцев. Это, так сказать, праздник, который всегда со мной. Именно поэтому я отказался от Обливэйт в свое время – я просто не вижу в нем смысла, потому что лучше помнить, почему у тебя болит, чем терпеть…бессмысленно.
Пока Луна говорит о чем-то с Ба, по-моему, опять о кулинарии, тема неисчерпаемая, как я успел убедиться, я снова утыкаюсь в книгу, сжав её изо всех сил – от греха подальше. Пусть болят сами по себе.
Смешно сказать, но я оказался последним пострадавшим в Той Войне. Ну, с нашей стороны, конечно. Это здорово и правильно, но довольно нелепо. Как будто история, начавшаяся с пророчества о дне рождения – наша с Гарри общая история – и должна была закончиться именно так, очередным ляпом Невилла Лонгботтома и безукоризненным подвигом Гарри Поттера.
Я очень люблю Гарри. Я …даже не благодарен, я просто обязан ему жизнью. Правда, не только ему, но об этом как раз я стараюсь не вспоминать.
Но со стороны все выглядит как всегда: влипнувший в самую крупную неприятность в своей жизни растяпа Невилл и пришедший ему на помощь школьный товарищ.
А если для спасения друга Гарри пришлось убить Сами-понимаете-кого, так это только делает ему честь, правда?
Короче, история замечательная, и все её знают, просто не всегда хочется ощущать себя маленьким камушком, обрушившим вслед за собой мощную лавину.
Но я привык. К тому же, прошло уже почти три года, и сиюминутные заботы постепенно оттесняют происшедшее именно туда, где ему положено находиться – в хроники, на страницы учебников, в ломкие подшивки газет.
И, Мерлин, за это совсем нетрудно заплатить вечно ноющими пальцами.
- … этот торт на их День Рождения. Неплохая идея, правда, Августа?
День рождения. Наша новая традиция – мы придумали её после Победы, и вот уже третий раз будем отмечать наши дни рождения вместе с Гарри.
- Ну, Луна, до праздника еще целый месяц…
- А я могу поспорить, что Джинни тоже готовится загодя!
Ба хмыкает и качает головой. Я бы тоже хмыкнул, но лучше мне промолчать. Мне не очень нравится эта их вечная конкуренция с миссис Поттер.
Я чувствую себя виноватым перед Луной. Потому что никак не могу решиться и хоть как-то и куда-то продвинуться в наших отношениях.
Все получилось случайно: она навещала меня в Мунго, но там всегда было много посетителей, а потом стала приходить домой, и на каникулах, и после того, как я закончил школу, а она училась еще год. И понравилась Ба. И стала работать вместе со мной, и наша фирма теперь называется красиво: «Оранжереи ЛиЛ»
«ЛиЛ» - это Лонгботтом и Лавгуд, похоже на название цветка. Мне нравится. Только, кажется, Луне нравилось бы больше, если второе «Л» тоже было «Лонгботтом».
А я все никак не могу сделать давно ожидаемый шаг. Не знаю, что меня останавливает.
Гарри и Джинни, Рон и Гермиона, Дин и Лаванда – все подшучивают над нами. Они-то сыграли свадьбы одновременно, и я возился почти неделю, украшая новый дом в Годриковой Лощине цветами – вьющимися розами и тяжелыми лилиями, нежными нарциссами и вызывающими каллами, так, что все напоминало одну огромную прекрасную клумбу.
…А Луна не поймала ни один из трех брошенных молодыми супругами букетов.
Значит, так и должно быть, - малодушно вру я себе. Мне нравится работать с ней, я могу заниматься только растениями, а не этой кошмарной документацией, в которой я тонул целый год до того, как она окончила школу. Мне нравится, когда она вечерами болтает с Ба, а я сижу с книгой на диване или просто слушаю их разговоры. Мне даже нравится провожать её домой, только неловкие заминки на крыльце каждый раз смущают меня и расстраивают, я так думаю, Луну.
Но я же не могу сказать ей : «Это – все, что угодно, только не любовь»?
Когда-нибудь я наберусь смелости и скажу.
Но не сегодня, точно.
Мы аппарируем к её дому, топчемся на ступеньках, она вздыхает – я даже ни разу не поцеловал её, честно, но она, по-моему, все время ждет этого.
Мистер Лавгуд, открывающий нам дверь, - вот тот, кого я всегда рад видеть.
Джинни как-то шепнула мне, что он считает меня неподходящим кавалером, а работу Луны в «Оранжереях…» - блажью, поэтому я с облегчением откланиваюсь.
- Невилл, ты помнишь, что завтра с утра у тебя переговоры? Документы я оставила на каминной полке.
Она – фантастическая. Завтра мне надо только взять красиво, в виде инкунабулы, оформленную папку, и отправиться на новую встречу.
Какой-то господин из Франции готов оформить безумный заказ. Такой, что от масштабов работы и суммы гонорара голова идет кругом.
Я даже не думаю пока о том, что это «выход на международную арену», как гордо говорит Луна. Я справлюсь, конечно, растения – это то немногое, в чем я уверен от и до, но каждый раз мне немного тревожно.
- Спасибо, Луна. Спокойной ночи.
- И не забудь принять зелье, - успевает сказать она еще одну дежурную фразу.
Ну, уж с этим я сам разберусь.
…Самонадеянное заявление, как я понимаю в четыре часа утра.
Теперь придется сидеть в комнате, глядя, как рассвет раскрашивает розовым и золотым сад, потому что Ба спит чутко, а я её точно разбужу.
Впрочем, мне есть, чем заняться: толстый том « Магических растений кечуа» давно дожидается своего часа.
Это – подарок с Симпозиума гербологов. Удивительный специалист, этот Хорхе Рикельме из Эквадора, мы переписывались почти год, чуть не угробив наших сов, но встретились, наконец, и я получил в подарок семена одного преинтереснейшего растения, да еще вот такой фолиант.
Кстати, о семенах. По-моему, они так и остались в каком-то кармане парадного костюма. Завтра надо проверить, все равно высаживать их можно только в ноябре, по календарю южного полушария.
Но эта рассеянность меня погубит когда-нибудь.
Они оправдывают её тем, что со мной случилось, но, на самом деле, я, наверное, всегда был недотепой.
А то, что случилось… Сон опять повторился, но это неудивительно. Плохие сны сопровождают теперь каждый июль.
Потому что я попался в глупую ловушку именно за месяц до дня рождения.
Меня просто выкрали. Когда я возвращался из лавки – ничего глупее и придумать нельзя.
После смерти Альбуса Дамблдора все так заботились о Гарри, и это было правильно, а я, дурак, ни на минуту не задумался о том, что со мной может произойти нечто более худшее, чем бой в стенах Хогвартса.
Только увидев её глаза – именно её глаза – я подумал…
Да сразу обо всем: о папе и маме в Мунго, о Ба, которая останется одна, и лишь потом – о собственной смерти.
Честно говоря, одно время я даже собирался бросить гербологию. Потому что не мог смотреть на зеленый цвет.
Цвет её глаз, цвет тяжелой и сочной летней листвы, в зелени пульсируют, сужаясь-расширяясь, черные зрачки, и взгляд получается завораживающим – как у змеи.
Я не мог оторваться от них, ни когда она раз за разом повторяла «Круцио», ни когда заклинания вырывали кости из пальцев, так что они торчали под разными углами, а она весело шептала мне «лягушонок».
Я ничего не мог, только смотреть в её глаза.
Потому что так, наверное, вели себя папа и мама.
Потому что это была она, Беллатрикс Лестранж.
Только она навещала меня в той комнате, куда они меня бросили.
Только она задавала мне один и тот же вопрос: «Где Поттер?»
Я знал, что Гарри отправился в дом родителей, но отвечать не мог – просто смотрел.
Как кролик на удава, наверное.
А она обещала мне встречу с их Лордом и …много чего еще обещала…её голос, низкий и уверенный, отражался от стен и, кажется, впивался в мозг, и боль персонифицировалась – в голосе и в зеленых глазах.
Где-то в коридоре за стеной разговаривали мужчины, но ко мне никто не заходил.
Только Беллатрикс.
Поэтому я вполне мог бы упасть, если бы не был распластан по стене заклинаниями, когда она пришла не одна.
Человек рядом с ней был высок, худ и в маске.
- Смотри, какой подарок Лорду, - гордо сказала она, ткнув в меня палочкой.
- Неплохо, - голос был глухим, неярким, поэтому я воспринял его с …облегчением?
- Глупыш, - мурлыкнула Белла, - не хочет выдавать приятеля. Уперся, совсем как те безумные авроры, его родители. У вас это фамильное, а, Невилл?
Мужчина пожал плечами и подошел ближе. И дотронулся до меня. Он был первым, кто дотронулся до меня за прошедшие…дни, недели – не знаю. Не помню.
Пальцы были худые, сильные и холодные. Черные глаза в прорезях маски.
Я не плакал. Я ни разу не заплакал, пока она издевалась. Но это человеческое прикосновение…оно ломало хуже и больнее, чем все её трюки с Непростительными и прочим.
- Невилл Лонгботтом? – опять глухо переспросил он. – Ну-ну…
И убрал руку. Мне так не хотелось, чтобы он её убирал – я проследил за ней, и…
Я просто притерпелся тогда. Иначе умер бы сразу.
Я узнал эти желтоватые ногти. И шрам около большого пальца – на третьем курсе у меня разнесло котел, и осколок металла впился ему в кисть. Шрам получился странный, похожий на букву L, потому я и запомнил.
Это был Снейп.
Убийца.
Упивающийся Смертью.
Мой преподаватель.
Мой кошмар.
Я, наверное, дернулся, потому что он отступил на шаг.
Покачал головой, разглядывая меня.
- А если он не доживет до появления Лорда, Белла?
- Значит, одним пророчеством меньше, - легко ответила она, - но он продержится, он сильный мальчик. Если бы я точно знала, когда прибудет Лорд…
- У него хватает забот и без этого, Белла.
Надо было сказать хоть что-то, да? Дерьмо, предатель, ничтожество…
Только я молчал, уставившись на его руку, как будто она могла помочь мне.
Наверное, могла – убить на месте.
Его пальцы сжались на рукоятке палочки чуть сильнее, а потом…он развернулся и вышел, бросив:
- И все-таки я бы не усердствовал, милая.
- Все осторожничаешь? – проворчала Белла в его спину, а потом повернулась ко мне, и голос её опять стал радостным и сочным. – Как наши лапки, лягушонок?
…И я уже знал, что это может означать.
Странным, но для меня – вполне логичным оказалось то, что я практически не помню, как все закончилось.
Кажется, вот-вот закрылась дверь за Снейпом, и Беллатрикс улыбнулась мне почти нежно…и непременные очищающие и Эннервейт перед её уходом, и все-таки я провалился в какую-то черную дыру, предупреждение Снейпа только завело её, и она, похоже, переусердствовала…А потом дрожали стены, и потолок, и из-под двери тянуло дымом, и на меня снова смотрели зеленые глаза, но уже по-другому зеленые, и знакомый голос ругался, шептал и просил: « Потерпи, Невилл, потерпи, все уже в порядке…»
Меня даже не удивило, что они оказались там одновременно – Гарри и Тот, кого нельзя…
И что, как полюбила повторять Минерва, дружба победила все.
Меня удивило другое, Поттер признался в этом нехотя, и спустя неделю - когда я смог соображать - что адрес места, где меня держали, они получили за день до моего освобождения.
Получалось, что это мог сделать только один человек.
И когда я сказал об этом Гарри, он вздохнул и согласился.
Потому что тоже не был готов к такому повороту событий.
Я даже хотел поблагодарить его, этого самого человека, но, когда я вышел из больницы, все разбирательства уже были закончены, учебный год давно начался, мне надо было нагонять ребят.
А Снейп пропал.
То есть, он не вернулся в Хогвартс, он вышел из Министерства оправданным и реабилитированным – и пропал.
Я до сих пор думаю, что это к лучшему. Потому что представить, что я подхожу к нему и говорю: «Спасибо, сэр, вы спасли мне жизнь, вы помогли Гарри убить Сами-знаете…» - я не могу. Я буду стоять и мямлить что-нибудь под его презрительным взглядом, чувствуя себя полным идиотом.
Я и так с трудом пережил то, что Драко закончил школу одновременно с нами, почему то казалось, что и его я слышал там, в коридоре… Но Снейп ему тоже помог, дав показания о том, что Малфой как-то косвенно работал для Ордена. Получался совсем бред: он вытащил из больших неприятностей гриффиндорца и слизеринца.
Впрочем, такая двойственность была вполне в его стиле.
А потом началась новая жизнь.
И фирма, и Ба, о которой теперь надо было заботиться - мне, и Луна, и общий день рождения – особенно ценный, ведь мы встречаемся не так часто, как хотелось бы.
Неизменными остались только походы к родителям по субботам, и теперь я вспоминаю, как странно было лежать в больнице, чувствуя, зная, что они рядом, всего двумя этажами ниже.
Просто они никогда не были так …рядом.
Ну, я не помню, по крайней мере.
Ба говорила, что мама беспокоилась и плакала, пока я лечился, и колдомедики даже надеялись, что её состояние может измениться к лучшему, но…
Хотя что об этом говорить? Я привык.
И если я не перестану тупо смотреть на раскрытую передо мной книгу, а начну собираться, то даже не опоздаю на встречу.
Деловой костюм, который у меня один, для всяких переговоров и конференций, мантию, палочку, папку, не забыть папку на камине, Ба уже трудно вставать, чтобы разбудить меня, вот я всегда и прихожу на грани опоздания, семена, ладно, переложу потом, вечером…
Этот француз снял целый дом, огромный, пустой и светлый.
Мы сидим в большом холле, я изучаю пергамент с его заказом, и голова кружится…
Очень, очень интересно…
- Только, мистер Лемель, вы должны зарегистрировать наш контракт в Министерстве…Некоторые растения входят в список контролируемых…
- Конечно, мистер Лонгботтом. Можете называть меня просто Реми.
- Благодарю, но мне привычнее…
Как можно называть его по имени? Ему больше сорока, наверное, и он весь …какой то серый: и костюм, и седые волосы, и мутноватые глаза.
- Как угодно, милейший мистер Лонгботтом, как угодно. Но мы подготовились к встрече с вами. Даже узнали о некоторых ваших привычках. Травяной чай, не правда ли?
Интересно, все французы так суетливы? Что-то я не припомню… хотя Флер, да. Мне всегда казалось, что её слишком много. И что это за "мы" ?
- Акцио.
Сервированный чайный столик въезжает в холл.
- Прошу вас, мистер Лонгботтом. Вам…
Душистый горячий напиток льется из зависшего над фарфоровой чашкой чайничка.
Мята, жасмин, что-то еще, чуть терпкое…
Лемель смотрит, как я принюхиваюсь, с каким-то жадным любопытством.
Чашка парит около моей руки.
- Ну, мистер Лонгботтом?
Может, он ненормальный? Это же просто чай.
Я берусь за теплое блюдце.
И…
«Это же просто чай, » - думаю я, почувствовав отвратительный рывок вниз, вправо-влево, еще раз вниз.
В чашке, может, и чай. Вот только блюдце – портключ.
Портключ прямо в сон. Я не успеваю даже встряхнуться, поймать ускользающую мысль о палочке, и тут же получаю.
И Экспеллиармус, и Ступефай, и Иммобилус.
И холодный зеленый взгляд, который невозможен.
Потому что её же…
- А ты похорошел, лягушонок.
О нет.
Я, наверное, произношу это вслух, потому что она смеется – хрипло и весело, как тогда, и возражает.
- О, да.
Шорох справа, я могу только скосить глаза. Серые брюки, серые туфли.
- Дорогая.
Этот француз, Лемель, склоняется к её руке.
- Рабастан, милый, спасибо… Руди уже приготовил все внизу, его можно отправлять…
Брат её мужа. Ему даже не надо было менять внешность.
Мерлин, как это получилось? Какой я идиот.
Еще больший идиот, потому что говорю, еле шевеля губами:
- Но вас же…
- Потом, лягушонок, потом. Там… Но сначала.
Я вижу её палочку, направленную на мою руку. И я все-таки кричу, потому что я не знаю, что сильнее – новая боль или память о той, и разрывающаяся чуть ли не по старым шрамам плоть, и… снова...
О-о-о-о!!!
На сей раз – это подвал. Странной пятиугольной формы, с дверью в стене-основании, с какой-то кучей черного тряпья в углу, напротив моего угла, и с… я приглядываюсь – со странной посудиной между мной и кучей.
И я не привязан к стене, а прикован на какую-то цепь.
Посередине стоит стул с высокой спинкой, и она – словно скомандовала Сонорус – громко вещает, восседая на этом странном троне.
-…благодарить моего супруга…
Еще один мужчина, чуть ли не копия Лемеля, но постарше, смотрит на неё с любовью, как будто она – девочка, получившая долгожданную игрушку.
-…и нескольких волшебников, которые подвернулись весьма кстати…
Их не проверили. Как …просто, все же знали, что Лестранжи – там, и, когда их нашли, …тела даже не обследовали. Оборотное зелье? Вряд ли. Скорее, более надежные чары.
Проще думать об этом, чем о пальцах.
О том, что я – не виноват, например.
Только это ничего не меняет.
- Правила игры несколько изменились, мои дорогие. Никакой беспалочковой магии здесь не будет. Ничего и никого здесь не будет, кроме вас…и нас.
Я не понимаю. При чем тут беспалочковая магия, в которой я – почти ноль?
- Мы поумнели, представьте себе. И долго-долго готовились.
Она легко спускается со своего стула-трона и подходит ко мне.
- Хочешь узнать, почему я выбрала тебя, лягушонок? Не твоего дружка, а именно тебя?
…На самом деле – да. На самом деле – ну почему я?
Но я молчу, с ней надо молчать, это я знаю точно.
- Ты, лягушонок, - моя ошибка. Можно сказать, роковая. Он, - Беллатрикс поворачивается и смотрит на мужа, - сумел убедить меня в этом, так что скажи спасибо Рудольфусу.
Я молчу.
- Ну! – она поднимает палочку, а двое мужчин моментально перестраиваются, поворачиваясь к куче тряпья.
- Я жду, лягушонок. Ты скажешь это. Хоть под Империо.
Я пережидаю всю формулировку и, давясь словами, произношу:
- Спасибо, мистер Лестранж. Я признателен, правда. Вы себе не представляете, как я благодарен вам…
- Фините инкантатем.
Хорошо, что я не успел позавтракать, потому что меня тошнит, но лужица непонятно-чего перед моими глазами, она…милосердна.
- …Но была еще одна ошибка, - продолжает Беллатрикс, отходя. – Не моя. Поэтому …более масштабная. В Его духе, - тут она прерывается, наверное, спазм, или ей не хватает воздуха, и тот, который муж, подхватывает её бережно.
- Но мы исправим и её. В годовщину…печальную годовщину… А пока… Ты понял, сволочь?
Я опять моргаю, следя за её рукой, продолжением которой стала палочка, но на этот раз она смотрит совсем не на меня.
Черная куча шевелится. Мама. Мама, этого не может быть.
Не то, чтобы я верил в то, что повторится история трехлетней давности. Я ни во что не верил, если честно, я и не думал об этом.
Но что-то обрывается внутри, когда я понимаю, что куча – это не куча.
Это просто складки грязной ткани. И страдание тоже, они сделали его таким.
Из тряпья появляется не бледное даже, желтое лицо. Он не видит меня; между нами стоит Беллатрикс, я сам углядел его чудом.
- Привыкайте друг к другу, милые мои.
Они выходят.
А Северус Снейп приваливается к стене, глядя на меня с отвращением.
И тут мне кажется… Ну, это действительно подходящий момент, наверное. Я стараюсь говорить ровно, потому что от боли хочется прикусить язык, перекинуть это режущее, рвущее ощущение в другое место, подальше от пальцев, я говорю, короче:
- Я не смог поблагодарить вас, сэр, за …за тот раз. Спасибо. – И, подумав, добавляю, - вы спасли мне жизнь. – Это не совсем так, и я добавляю еще, - вместе с Гарри.
Мне кажется, или брезгливость в его взгляде сменяется удивлением?
- Что, Империо включало в себя и благодарность мне, Лонгботтом?
И я опять не могу ответить, как в школе.
- Ну?
- Но это же правда, сэр.
Он кивает и замолкает.
Не знаю, что они делали с ним, кто его знает, вдруг он теперь всегда такой тухлый.
На нем не видно никаких внешних повреждений, в отличие от меня. Потому что я возил руками по рубашке, и прижимал их, и теперь все заляпано кровью. Три года назад, кажется, было легче, запястья были зафиксированы и болели…как-то отдельно от меня, сейчас же я не знаю, куда их деть, неловко шевелюсь, но ниже локтя ничего не чувствую - только боль. Недлинная цепь, обхватывающая мою лодыжку и уходящая в стену, тихо позвякивает, но перемещаться не мешает.
Я достаточно долго копошусь и слишком занят собой, не обращая внимания на тишину в углу напротив.
Поэтому меня так пугает гримаса, перекосившая его лицо, и струйка крови, вытекающая изо рта.
Он ловит мой взгляд, или я охнул тихо, стирает кровь и опять закрывает глаза.
Он может шевелить руками. Не то, что я. Но, если он может…
Меня даже не обыскали. Отобрали палочку, пошлепали по карманам, ну, вынули носовой платок, какую-то мелочь…но.
Я просто хочу избавиться от боли. Хоть ненадолго. Хоть чуть-чуть. Так хочу, что мне плевать, кто поможет мне в этом.
- Сэр! Профессор…то есть… Сэр! Сэр, вы тоже…на цепи?
Глупый вопрос. Но в его присутствии ничего умного я сказать никогда не смогу, наверное.
- Блестящее умозаключение, Лонгботтом. Нет, я провожу здесь уик-энд.
- Сэр, мы не могли бы как-то…дотянуться друг до друга?
- Зачем? Хочется, чтобы кто-то погладил по голове?
И тут я некстати вспоминаю бабушку…нет, не Ба, а самого Снейпа, в бабушкином платье, того, Ридикулуса, которому нас учил Люпин.
Думаю, мой боггарт сильно изменился с тех пор.
Какой он был…милый, тот боггарт, если задуматься. У него не было зеленых глаз, и низкого голоса, и красивых черных волос, и…он был совсем детским.
- Лонгботтом! Что вы задумали?
- Простите, сэр. Я хотел попросить вас достать кое-что из кармана…руки…
Снейп, не говоря ни слова, пытается встать, и это получается у него только с третьей попытки.
Это тоже пугает. Он всегда ходил быстро и почти бесшумно, по крайней мере, в Хогвартсе. Появлялся из-за углов, мгновенно исчезал в гулких коридорах, и его теперешняя физическая неловкость ужасна.
- Туда, - он двигает подбородком к углу между нами, тому самому, с посудиной.
- Что это, сэр? – спрашиваю я, пока мы добираемся до точки встречи. Цепи хватает ровно настолько, чтобы встать рядом с неким подобием ведра.
- Это, Лонгботтом, чудо неприятельской магии. Параша, единственный предмет, на который здесь наложены чары. Не считая стен и цепей, конечно.
- А запрет на беспалочковую магию… это - чтобы блокировать вас?
- Я потрясен вашей сообразительностью, - шипит он в ответ, - ну?
Ах да, карманы. Я подставляю ему одно бедро, потом второе, он неторопливо, может, ему тоже все время больно, обшаривает их.
- Теперь живете самостоятельно, Лонгботтом?
- Э-э-э…Сэр?
- Или бабушка вас не кормит?
Он дотрагивается до выступающей кости бедра.
- Просто все изменилось, сэр.
Я действительно похудел за три года. То есть, по сравнению с тем, каким я был после освобождения, я даже поправился, но все равно…
На его ладони лежит десяток семян. Маленьких, темно-зеленых. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не слизнуть их одним движением, как собака. Но так нельзя.
- Что это?
- Положите мне одно в рот, сэр. И …себе возьмите. Это должно помочь.
- Я спрашиваю: что это?
- Название вряд ли вам скажет что-нибудь. Пожалуйста.
Почему он издевается надо мной? Да и над собой тоже. В его руке сейчас – анальгетик, да такой, что через десять минут о боли забудешь напрочь.
Он сжимает кулак.
- Я жду.
- Это…это из Южной Америки, сэр. Мне подарили на симпозиуме…Это…как лекарство…Обычно используют листья, но в семенах концентрация целебных…тоже…
Я жалок, наверное. Мямлю, словно отвечаю плохо выученный урок.
И его взгляд – точь-в-точь, как на уроке.
Он кладет себе в рот одно семечко.
- Подождите немного, сэр. А потом – его надо жевать.
Я жду, затаив дыхание.
Когда Снейп сплевывает в ведро – слюна зеленая и пенится, все правильно, её сейчас будет очень много, слюны, но потом…потом…
Я вижу, как разглаживаются черты его лица, как будто боль, притаившаяся внутри, отпускает. Почему как будто? Так и есть.
- И мне, сэр.
Я чувствую на языке маленький твердый шарик, который начинает разбухать, заполняя рот, тоже старательно жую, вознося мысленные благодарности Рикельме, далеким кечуа и собственной рассеянности.
Снейп гораздо увереннее возвращается в свой угол, засунув оставшиеся семена обратно в мой карман.
- Да вы наркоман, Лонгботтом, - с удовлетворением сообщает он.
- Но ведь вам лучше?
Он молчит, не желая признавать мою правоту, наверное.
- Я хотел попробовать вырастить его у нас. Климат и почва, правда, не очень, но есть варианты…
Снейп уже спит. Значит, совсем отпустило.
Я устраиваюсь поудобнее. Пальцы просто саднят, а потом отупляющая легкость накрывает меня, и это так хорошо, так …
Я просыпаюсь от дребезжащего звука – как будто струя разбивается о что-то металлическое.
Впрочем, так и есть: Снейп стоит около этой самой параши, повернувшись ко мне спиной. Конечно, я тоже хочу в туалет. Или как это теперь назвать? Не важно, хочу, короче.
- Лонгботтом, - он услышал мою возню и разворачивается, - идите сюда.
- Зачем?
- Я жду.
Я подхожу, и он, опять неторопливо, начинает расстегивать мои брюки.
- Сэр!
- Вы что, собираетесь ходить под себя? - цедит он. – Даже если нас и прикончат, я не хочу провести свои последние часы в помещении, воняющем мочой, - и безжалостно добавляет, - как минимум, мочой.
Возразить действительно нечего, я, со своими руками, ни за что бы не справился с застежками, поэтому я молчу. Только внутри все съеживается, когда он, спустив мне трусы, чуть приподнимает мой член, прицеливаясь в ведро.
Я представляю, как это должно выглядеть со стороны, и нервно хихикаю.
- Меня радует ваш оптимизм. Быстро!
…Хоть бы отвернулся, что ли.
Но все в итоге получается, он даже покачивает член, стряхивая последнюю каплю, и одевает меня.
- Ваша застенчивость здесь неуместна. Это элементарная гигиена и дисциплина.
- Спасибо, сэр.
Он не удостаивает меня ответом, возвращаясь в свой угол, и морщится, опускаясь на пол.
Действие семян закончилось, но, уже засыпая вчера, я подумал, что надо предложить ему…
- Доброе утро, лягушонок.
Они входят втроем, за ними плывут тарелки с какой-то серой размазней и кувшин с водой.
- Приятного аппетита.
Тарелки следуют каждая в свой угол, а я продолжаю стоять у ведра, рядом со мной приземляется кувшин.
- Я вижу, ты не помог мальчику облегчиться? – спрашивает Реми…или Рабастан, – что же ты, Северус? Ведь раньше тебя привлекали такие любители гербологии.
О чем они говорят? Бред какой-то, при чем тут гербология?
Но Снейп, вероятно, прекрасно понимает, о чем речь – я вижу, как ходит желвак на его худой скуле, и он стискивает челюсти еще сильнее.
Только когда дверь закрывается, он говорит, выдохнув:
- Двигайте свою тарелку к ведру, Лонгботтом.
- Тарелку?
- Я начинаю думать, что смерть – это всего лишь избавление от ваших глупых вопросов. Я покормлю вас. Хотя, если вы предпочитаете вылизывать посуду – не смею мешать.
Носком ботинка я подталкиваю тарелку к нему навстречу, потом мы садимся на пол у проклятого ведра, которое, хвала Мерлину, действительно самоочищающееся.
Снейп начинает кормить меня – быстро и неумело, так, что я чуть не давлюсь отвратительной пресной овсянкой. Он пережидает какое-то время, глядя на меня…чуть ли не виновато. Да нет. Мне просто показалось. Потом он дает мне попить и собирается отойти.
- Сэр, подождите. Возьмите у меня семена. Я все равно не смогу их достать сам.
Снейп запускает руку в мой карман, обшаривая его тщательнее, чем вчера, чтобы выскрести все, наверняка. И раскрывает ладонь. Мы чуть ли не одинаково шевелим губами, пересчитывая наши жалкие сокровища. Восемь штук. По одному в день.
- Забирайте, сэр. Я все равно не смогу их достать.
Он прикидывает что-то, глядя в мой угол.
- Нет, не так. Пополам.
- Я не смогу. Сэр.
- Сможешь, - он неожиданно переходит на «ты». - Аккуратно сбросишь их на тот кирпич – и будешь слизывать языком.
- Проще, чтобы вы…
- Проще будет, если я не смогу встать, а ты будешь любоваться на меня и пыхтеть от боли? Нет уж.
Он осторожно дотрагивается до моей кисти, и я прокусываю губу.
…Мерлин…
- Не надо её трогать, пожалуйста.
Тогда он перемещает пальцы, чуть сгибая мою руку и пристраивая четыре семечка в складке рубашки на локте.
- Аккуратней. Давай.
Мне удается донести их и сбросить почти точно, ну, по крайней мере, в пределах досягаемости.
Я ложусь, потому что овсянка, как бы пакостна на вкус она ни была, это – все-таки еда, и меня клонит в сон.
Но поспать мне не удается.
Она развлекается с Круциатусом сегодня. Руки, насколько я могу вспомнить, она не тронет еше пару дней, поэтому просто…
- Круууциииоооо, – выпевает её голос, как будто она солирует в хоре, так чувственно и нежно, и непонятно, как такое простое и милое слово может причинять такие муки.
Три… Пять… Потом я сбиваюсь со счета.
Когда я открываю глаза и облизываю сухие и колючие губы, подсохшая кожа царапает язык, она уже наклонилась над Снейпом, а братья Лестранжи, как верные оруженосцы, стоят у неё за спиной.
Там – тоже Круциатус, а потом что-то еще, я не могу разобрать слов, но действует неплохо, судя по тому, что Снейп тихо охает, и его вытянутая вперед рука судорожно скребет по полу.
- Прекрасно. Можно сказать, что я придумала это для тебя, Северус. Дальше тебе понравится еще больше, потому что …впрочем, не будем торопиться.
Я с трудом дожидаюсь, пока она уйдет, чтобы доползти до кирпича и слизнуть семечко.
Снейп уже тоже жует, вздрагивая.
- Мне кажется, Лонгботтом, или три года назад ты был терпеливее?
- Я буду терпеливее, сэр, когда они, - я киваю на кирпич, - кончатся. А пока…
Я приваливаюсь к стене. Такое впечатление, что камни забирают и боль, и озноб и усталость.
- Когда тебя поймали? - спрашивает он сонно.
- Вчера.
- Лонгботтом!
- Простите, сэр. Второго июля.
- Десять дней, - бормочет он, - еще десять дней.
- Девять, - поправляю я. Сегодня - третье.
Он кивает, соглашаясь. Семян хватит на четверо суток, если использовать по одному. Потом – пять дней неизвестно чего, хотя почему неизвестно – пять дней чистой, незамутненной боли, а потом – третья годовщина моего освобождения. Гибели Лорда. И так далее, каждый волен праздновать свое.
- Нас найдут, - уверенно говорю я.
- Конечно. Сколько бы ты проболтался в том доме три года назад, если бы…
Он прав. А тогда был Орден, и аврорат работал не так, как сейчас, а в полувоенном режиме, но все равно, без его помощи…
Не думаю, что он хочет лишний раз попрекнуть этой помощью, он просто пытается трезво оценить сегодняшнюю ситуацию.
- Как ты…
- Я был на переговорах. У моей компаньонки, Луны Лавгуд, вы помните её, сэр…?
Он опять качает головой, на этот раз – недовольно, давая понять, какого он мнения о людях, берущих в дело Луну.
Почему я так хорошо его понимаю? Это из-за семян, наверное, все приятно плывет перед глазами, и сонный дурман обволакивает нас, успокаивая.
- У Луны есть копии всех документов Лемеля-Лестранжа…
- Детский лепет.
Снейп пытается выпрямиться и, вероятно, что-то сказать или подумать, но потом снова съеживается, так удобнее, наверное.
- Хорошо, если твоя подружка жива, но за её память – не поручусь, - бормочет он.
Я так и засыпаю – с мыслью о Луне, которая вообще ни при чем, настолько ни при чем, что малейшая угроза для неё представляется мне душераздирающей несправедливостью.
Просыпаюсь от боли в неудачно повернутой кисти, машинально бреду к ведру, думая все о ней же, о Луне, только по-другому.
Мне стыдно – я думаю о ней так…практически - но я на самом деле испытываю облегчение при мысли о том, что она никогда не оставит Ба. Хочется в это верить, она хорошая девушка, и они, по-моему, действительно подружились.
- Сэр, мне надо…
Снейп молча встает и подходит.
И мне уже не кажется неприличным и диким то, что профессор Снейп помогает мне помочиться. О том, что будет, если мне понадобится воспользоваться ведром …посерьезнее, я тоже не думаю, хотя неделю назад я бы с ума сошел от одного такого предположения.
Как все относительно, оказывается.
- О чем задумался, Лонгботтом?
Он уже застегнул мои брюки и нависает сверху…как ворона какая-нибудь. Как это у него получается, несмотря на то, что мы почти одного роста?
Все относительно, да – и я все равно не могу ему сказать: «О том, как вам придется вытирать мне задницу, сэр»
Поэтому, не подумав, брякаю:
- О том, что я ничего не успел, наверное.
Снейп смотрит на меня презрительно, словно хочет сказать: «Спекся, Лонгботтом, прощаешься с жизнью?»
А я не прощаюсь, я вспоминаю, что хотел спросить еще вчера. Или сегодня, непонятно, сколько мы спали.
- А вас не будут искать, сэр?
Он настолько потрясен вопросом, как будто это параша его спросила, а не я.
- Искать?
- Ну, сколько вы здесь?
- Неделю. Не думаю, что кто-нибудь побеспокоится до начала августа.
- Вы…были в отпуске?
- Нет, - мрачно отвечает он, - у меня заказы на первое число.
Ну вот зачем я спросил? Кому – пусть даже Снейпу – захочется признаваться, что тебя будут искать только в связи с невыполненным заказом?
Не то, чтобы мне его жалко, и я ничего не хочу знать об этом, но все равно – как-то неуютно. Как будто подсмотрел за чужой, совсем интимной, жизнью, или влез в думосбор, или…
- У меня тоже заказы, - отвечаю я, чтобы замять неловкость.
- Я знаю, Лонгботтом.
- Вы знаете, что у меня…
- Приличные травы можно заказать только у тебя. К сожалению, - быстро добавляет он.
Я пытаюсь вспомнить… Нет, точно, нет.
- Но вы же никогда ничего не заказывали у нас!
Он фыркает.
- А! До востребования? Или через посыльного? С предоплатой через сов?
Снейп молчит, но такие заказы действительно были.
- Кстати, о твоих семенах, - говорит он чуть ли не спустя час, - Они нехороши. Как обезболивающее - да, но …
- Голова вообще отказывается работать, - соглашаюсь я.
- Лучше бы ты ходил с запасом разрыв-травы… Хотя нет, сейчас бы у тебя ничего не получилось…
Я проглатываю вопрос: откуда вы знаете о разрыв-траве? Вот это уж никак не компонент для зелий. Если только через ЗОТС и все его…прочие занятия.
Меня удивляет не то, что он о ней знает, хотя мне понадобилось пять рекомендаций для выполнения самого что ни на есть официального заказа Министерства, и семена выдавали под расписку. Меня удивляет то, что он знает, как надо растить разрыв-траву.
Они же все разные, растения. Мандрагоре нужна сила, папоротнику – хитрость, а разрыв-траве, как ни странно, нежность.
Я даже ночами аппарировал в оранжереи, чтобы погладить её. Да, надо сидеть и перебирать руками травинки, гладить, приговаривая, что она хорошая и вырастет сильной. И, главное, послушной. Никогда бы не поверил, что эти тонкие стебельки могут разносить на кусочки гранитные валуны, если бы сам не увидел, как моя травка пробивала тоннель в горе.
Но он-то как узнал об этом? И почему они намекают на какую-то его связь с гербологией? Или, как там сказал Рабастан, с «любителями гербологии», «такими любителями гербологии». Какими – такими?
Действительно, семена отупляют. Ничего понять не могу.
…Вот только когда они кончились, семена – гораздо быстрее, чем мы планировали, потому что Беллатрикс стала приходить дважды в день, я пожалел о них всего один раз. Самый первый, когда, что уж скрывать, я крыл последними словами и Снейпа, и собственную глупость.
Так получилось. Я хотел…ну, если можно сказать, растянуть удовольствие, и просто грохнулся в обморок, когда она снова принялась за руки, а Эннервейт от Рудольфуса чуть притупил боль, и я перетерпел. Оставив одно семечко про запас. Какой запас, я всего лишь хотел приберечь его до следующего её обращения к «нашим лапкам» - от этих слов сердце ухает куда-то в желудок, а рот наполняется противной сладкой слюной, но не вышло.
слеш Снейп/Невилл R
Почти смешная история
читать дальше- Невилл, опять!
Их возгласы сливаются в один. Почти стон. И это было бы забавно, только я все равно чувствую себя неловко.
- Невилл, - это Луна, уже мягче, - ну, пожалуйста, следи за собой.
Ба покачивает головой, не поднимая глаз от вязания.
Я просто зачитался. К тому же вечер, а ближе к ночи пальцы всегда болят сильнее, поэтому я непроизвольно, всего лишь для того, чтобы убедиться, что они в порядке, начинаю дергать фаланги и нажимать на костяшки. Как будто одной боли недостаточно.
А их раздражает этот хруст.
И они одергивают меня – практически каждый вечер.
Действительно, неудобно. Особенно перед Ба. Словно я хочу напомнить ей.
А я не хочу напоминать, напротив, я сам бы с удовольствием забыл. Только проклятая простреливающая от запястья до ногтей боль еще хуже снов. Зелье сна-без-сновидений мне выдают в Мунго ежемесячно, и я никогда не отказываюсь, хотя бы для того, чтобы не расстраивать Ба. Но нехорошие сны редки, в отличие от постоянно ноющих пальцев. Это, так сказать, праздник, который всегда со мной. Именно поэтому я отказался от Обливэйт в свое время – я просто не вижу в нем смысла, потому что лучше помнить, почему у тебя болит, чем терпеть…бессмысленно.
Пока Луна говорит о чем-то с Ба, по-моему, опять о кулинарии, тема неисчерпаемая, как я успел убедиться, я снова утыкаюсь в книгу, сжав её изо всех сил – от греха подальше. Пусть болят сами по себе.
Смешно сказать, но я оказался последним пострадавшим в Той Войне. Ну, с нашей стороны, конечно. Это здорово и правильно, но довольно нелепо. Как будто история, начавшаяся с пророчества о дне рождения – наша с Гарри общая история – и должна была закончиться именно так, очередным ляпом Невилла Лонгботтома и безукоризненным подвигом Гарри Поттера.
Я очень люблю Гарри. Я …даже не благодарен, я просто обязан ему жизнью. Правда, не только ему, но об этом как раз я стараюсь не вспоминать.
Но со стороны все выглядит как всегда: влипнувший в самую крупную неприятность в своей жизни растяпа Невилл и пришедший ему на помощь школьный товарищ.
А если для спасения друга Гарри пришлось убить Сами-понимаете-кого, так это только делает ему честь, правда?
Короче, история замечательная, и все её знают, просто не всегда хочется ощущать себя маленьким камушком, обрушившим вслед за собой мощную лавину.
Но я привык. К тому же, прошло уже почти три года, и сиюминутные заботы постепенно оттесняют происшедшее именно туда, где ему положено находиться – в хроники, на страницы учебников, в ломкие подшивки газет.
И, Мерлин, за это совсем нетрудно заплатить вечно ноющими пальцами.
- … этот торт на их День Рождения. Неплохая идея, правда, Августа?
День рождения. Наша новая традиция – мы придумали её после Победы, и вот уже третий раз будем отмечать наши дни рождения вместе с Гарри.
- Ну, Луна, до праздника еще целый месяц…
- А я могу поспорить, что Джинни тоже готовится загодя!
Ба хмыкает и качает головой. Я бы тоже хмыкнул, но лучше мне промолчать. Мне не очень нравится эта их вечная конкуренция с миссис Поттер.
Я чувствую себя виноватым перед Луной. Потому что никак не могу решиться и хоть как-то и куда-то продвинуться в наших отношениях.
Все получилось случайно: она навещала меня в Мунго, но там всегда было много посетителей, а потом стала приходить домой, и на каникулах, и после того, как я закончил школу, а она училась еще год. И понравилась Ба. И стала работать вместе со мной, и наша фирма теперь называется красиво: «Оранжереи ЛиЛ»
«ЛиЛ» - это Лонгботтом и Лавгуд, похоже на название цветка. Мне нравится. Только, кажется, Луне нравилось бы больше, если второе «Л» тоже было «Лонгботтом».
А я все никак не могу сделать давно ожидаемый шаг. Не знаю, что меня останавливает.
Гарри и Джинни, Рон и Гермиона, Дин и Лаванда – все подшучивают над нами. Они-то сыграли свадьбы одновременно, и я возился почти неделю, украшая новый дом в Годриковой Лощине цветами – вьющимися розами и тяжелыми лилиями, нежными нарциссами и вызывающими каллами, так, что все напоминало одну огромную прекрасную клумбу.
…А Луна не поймала ни один из трех брошенных молодыми супругами букетов.
Значит, так и должно быть, - малодушно вру я себе. Мне нравится работать с ней, я могу заниматься только растениями, а не этой кошмарной документацией, в которой я тонул целый год до того, как она окончила школу. Мне нравится, когда она вечерами болтает с Ба, а я сижу с книгой на диване или просто слушаю их разговоры. Мне даже нравится провожать её домой, только неловкие заминки на крыльце каждый раз смущают меня и расстраивают, я так думаю, Луну.
Но я же не могу сказать ей : «Это – все, что угодно, только не любовь»?
Когда-нибудь я наберусь смелости и скажу.
Но не сегодня, точно.
Мы аппарируем к её дому, топчемся на ступеньках, она вздыхает – я даже ни разу не поцеловал её, честно, но она, по-моему, все время ждет этого.
Мистер Лавгуд, открывающий нам дверь, - вот тот, кого я всегда рад видеть.
Джинни как-то шепнула мне, что он считает меня неподходящим кавалером, а работу Луны в «Оранжереях…» - блажью, поэтому я с облегчением откланиваюсь.
- Невилл, ты помнишь, что завтра с утра у тебя переговоры? Документы я оставила на каминной полке.
Она – фантастическая. Завтра мне надо только взять красиво, в виде инкунабулы, оформленную папку, и отправиться на новую встречу.
Какой-то господин из Франции готов оформить безумный заказ. Такой, что от масштабов работы и суммы гонорара голова идет кругом.
Я даже не думаю пока о том, что это «выход на международную арену», как гордо говорит Луна. Я справлюсь, конечно, растения – это то немногое, в чем я уверен от и до, но каждый раз мне немного тревожно.
- Спасибо, Луна. Спокойной ночи.
- И не забудь принять зелье, - успевает сказать она еще одну дежурную фразу.
Ну, уж с этим я сам разберусь.
…Самонадеянное заявление, как я понимаю в четыре часа утра.
Теперь придется сидеть в комнате, глядя, как рассвет раскрашивает розовым и золотым сад, потому что Ба спит чутко, а я её точно разбужу.
Впрочем, мне есть, чем заняться: толстый том « Магических растений кечуа» давно дожидается своего часа.
Это – подарок с Симпозиума гербологов. Удивительный специалист, этот Хорхе Рикельме из Эквадора, мы переписывались почти год, чуть не угробив наших сов, но встретились, наконец, и я получил в подарок семена одного преинтереснейшего растения, да еще вот такой фолиант.
Кстати, о семенах. По-моему, они так и остались в каком-то кармане парадного костюма. Завтра надо проверить, все равно высаживать их можно только в ноябре, по календарю южного полушария.
Но эта рассеянность меня погубит когда-нибудь.
Они оправдывают её тем, что со мной случилось, но, на самом деле, я, наверное, всегда был недотепой.
А то, что случилось… Сон опять повторился, но это неудивительно. Плохие сны сопровождают теперь каждый июль.
Потому что я попался в глупую ловушку именно за месяц до дня рождения.
Меня просто выкрали. Когда я возвращался из лавки – ничего глупее и придумать нельзя.
После смерти Альбуса Дамблдора все так заботились о Гарри, и это было правильно, а я, дурак, ни на минуту не задумался о том, что со мной может произойти нечто более худшее, чем бой в стенах Хогвартса.
Только увидев её глаза – именно её глаза – я подумал…
Да сразу обо всем: о папе и маме в Мунго, о Ба, которая останется одна, и лишь потом – о собственной смерти.
Честно говоря, одно время я даже собирался бросить гербологию. Потому что не мог смотреть на зеленый цвет.
Цвет её глаз, цвет тяжелой и сочной летней листвы, в зелени пульсируют, сужаясь-расширяясь, черные зрачки, и взгляд получается завораживающим – как у змеи.
Я не мог оторваться от них, ни когда она раз за разом повторяла «Круцио», ни когда заклинания вырывали кости из пальцев, так что они торчали под разными углами, а она весело шептала мне «лягушонок».
Я ничего не мог, только смотреть в её глаза.
Потому что так, наверное, вели себя папа и мама.
Потому что это была она, Беллатрикс Лестранж.
Только она навещала меня в той комнате, куда они меня бросили.
Только она задавала мне один и тот же вопрос: «Где Поттер?»
Я знал, что Гарри отправился в дом родителей, но отвечать не мог – просто смотрел.
Как кролик на удава, наверное.
А она обещала мне встречу с их Лордом и …много чего еще обещала…её голос, низкий и уверенный, отражался от стен и, кажется, впивался в мозг, и боль персонифицировалась – в голосе и в зеленых глазах.
Где-то в коридоре за стеной разговаривали мужчины, но ко мне никто не заходил.
Только Беллатрикс.
Поэтому я вполне мог бы упасть, если бы не был распластан по стене заклинаниями, когда она пришла не одна.
Человек рядом с ней был высок, худ и в маске.
- Смотри, какой подарок Лорду, - гордо сказала она, ткнув в меня палочкой.
- Неплохо, - голос был глухим, неярким, поэтому я воспринял его с …облегчением?
- Глупыш, - мурлыкнула Белла, - не хочет выдавать приятеля. Уперся, совсем как те безумные авроры, его родители. У вас это фамильное, а, Невилл?
Мужчина пожал плечами и подошел ближе. И дотронулся до меня. Он был первым, кто дотронулся до меня за прошедшие…дни, недели – не знаю. Не помню.
Пальцы были худые, сильные и холодные. Черные глаза в прорезях маски.
Я не плакал. Я ни разу не заплакал, пока она издевалась. Но это человеческое прикосновение…оно ломало хуже и больнее, чем все её трюки с Непростительными и прочим.
- Невилл Лонгботтом? – опять глухо переспросил он. – Ну-ну…
И убрал руку. Мне так не хотелось, чтобы он её убирал – я проследил за ней, и…
Я просто притерпелся тогда. Иначе умер бы сразу.
Я узнал эти желтоватые ногти. И шрам около большого пальца – на третьем курсе у меня разнесло котел, и осколок металла впился ему в кисть. Шрам получился странный, похожий на букву L, потому я и запомнил.
Это был Снейп.
Убийца.
Упивающийся Смертью.
Мой преподаватель.
Мой кошмар.
Я, наверное, дернулся, потому что он отступил на шаг.
Покачал головой, разглядывая меня.
- А если он не доживет до появления Лорда, Белла?
- Значит, одним пророчеством меньше, - легко ответила она, - но он продержится, он сильный мальчик. Если бы я точно знала, когда прибудет Лорд…
- У него хватает забот и без этого, Белла.
Надо было сказать хоть что-то, да? Дерьмо, предатель, ничтожество…
Только я молчал, уставившись на его руку, как будто она могла помочь мне.
Наверное, могла – убить на месте.
Его пальцы сжались на рукоятке палочки чуть сильнее, а потом…он развернулся и вышел, бросив:
- И все-таки я бы не усердствовал, милая.
- Все осторожничаешь? – проворчала Белла в его спину, а потом повернулась ко мне, и голос её опять стал радостным и сочным. – Как наши лапки, лягушонок?
…И я уже знал, что это может означать.
Странным, но для меня – вполне логичным оказалось то, что я практически не помню, как все закончилось.
Кажется, вот-вот закрылась дверь за Снейпом, и Беллатрикс улыбнулась мне почти нежно…и непременные очищающие и Эннервейт перед её уходом, и все-таки я провалился в какую-то черную дыру, предупреждение Снейпа только завело её, и она, похоже, переусердствовала…А потом дрожали стены, и потолок, и из-под двери тянуло дымом, и на меня снова смотрели зеленые глаза, но уже по-другому зеленые, и знакомый голос ругался, шептал и просил: « Потерпи, Невилл, потерпи, все уже в порядке…»
Меня даже не удивило, что они оказались там одновременно – Гарри и Тот, кого нельзя…
И что, как полюбила повторять Минерва, дружба победила все.
Меня удивило другое, Поттер признался в этом нехотя, и спустя неделю - когда я смог соображать - что адрес места, где меня держали, они получили за день до моего освобождения.
Получалось, что это мог сделать только один человек.
И когда я сказал об этом Гарри, он вздохнул и согласился.
Потому что тоже не был готов к такому повороту событий.
Я даже хотел поблагодарить его, этого самого человека, но, когда я вышел из больницы, все разбирательства уже были закончены, учебный год давно начался, мне надо было нагонять ребят.
А Снейп пропал.
То есть, он не вернулся в Хогвартс, он вышел из Министерства оправданным и реабилитированным – и пропал.
Я до сих пор думаю, что это к лучшему. Потому что представить, что я подхожу к нему и говорю: «Спасибо, сэр, вы спасли мне жизнь, вы помогли Гарри убить Сами-знаете…» - я не могу. Я буду стоять и мямлить что-нибудь под его презрительным взглядом, чувствуя себя полным идиотом.
Я и так с трудом пережил то, что Драко закончил школу одновременно с нами, почему то казалось, что и его я слышал там, в коридоре… Но Снейп ему тоже помог, дав показания о том, что Малфой как-то косвенно работал для Ордена. Получался совсем бред: он вытащил из больших неприятностей гриффиндорца и слизеринца.
Впрочем, такая двойственность была вполне в его стиле.
А потом началась новая жизнь.
И фирма, и Ба, о которой теперь надо было заботиться - мне, и Луна, и общий день рождения – особенно ценный, ведь мы встречаемся не так часто, как хотелось бы.
Неизменными остались только походы к родителям по субботам, и теперь я вспоминаю, как странно было лежать в больнице, чувствуя, зная, что они рядом, всего двумя этажами ниже.
Просто они никогда не были так …рядом.
Ну, я не помню, по крайней мере.
Ба говорила, что мама беспокоилась и плакала, пока я лечился, и колдомедики даже надеялись, что её состояние может измениться к лучшему, но…
Хотя что об этом говорить? Я привык.
И если я не перестану тупо смотреть на раскрытую передо мной книгу, а начну собираться, то даже не опоздаю на встречу.
Деловой костюм, который у меня один, для всяких переговоров и конференций, мантию, палочку, папку, не забыть папку на камине, Ба уже трудно вставать, чтобы разбудить меня, вот я всегда и прихожу на грани опоздания, семена, ладно, переложу потом, вечером…
Этот француз снял целый дом, огромный, пустой и светлый.
Мы сидим в большом холле, я изучаю пергамент с его заказом, и голова кружится…
Очень, очень интересно…
- Только, мистер Лемель, вы должны зарегистрировать наш контракт в Министерстве…Некоторые растения входят в список контролируемых…
- Конечно, мистер Лонгботтом. Можете называть меня просто Реми.
- Благодарю, но мне привычнее…
Как можно называть его по имени? Ему больше сорока, наверное, и он весь …какой то серый: и костюм, и седые волосы, и мутноватые глаза.
- Как угодно, милейший мистер Лонгботтом, как угодно. Но мы подготовились к встрече с вами. Даже узнали о некоторых ваших привычках. Травяной чай, не правда ли?
Интересно, все французы так суетливы? Что-то я не припомню… хотя Флер, да. Мне всегда казалось, что её слишком много. И что это за "мы" ?
- Акцио.
Сервированный чайный столик въезжает в холл.
- Прошу вас, мистер Лонгботтом. Вам…
Душистый горячий напиток льется из зависшего над фарфоровой чашкой чайничка.
Мята, жасмин, что-то еще, чуть терпкое…
Лемель смотрит, как я принюхиваюсь, с каким-то жадным любопытством.
Чашка парит около моей руки.
- Ну, мистер Лонгботтом?
Может, он ненормальный? Это же просто чай.
Я берусь за теплое блюдце.
И…
«Это же просто чай, » - думаю я, почувствовав отвратительный рывок вниз, вправо-влево, еще раз вниз.
В чашке, может, и чай. Вот только блюдце – портключ.
Портключ прямо в сон. Я не успеваю даже встряхнуться, поймать ускользающую мысль о палочке, и тут же получаю.
И Экспеллиармус, и Ступефай, и Иммобилус.
И холодный зеленый взгляд, который невозможен.
Потому что её же…
- А ты похорошел, лягушонок.
О нет.
Я, наверное, произношу это вслух, потому что она смеется – хрипло и весело, как тогда, и возражает.
- О, да.
Шорох справа, я могу только скосить глаза. Серые брюки, серые туфли.
- Дорогая.
Этот француз, Лемель, склоняется к её руке.
- Рабастан, милый, спасибо… Руди уже приготовил все внизу, его можно отправлять…
Брат её мужа. Ему даже не надо было менять внешность.
Мерлин, как это получилось? Какой я идиот.
Еще больший идиот, потому что говорю, еле шевеля губами:
- Но вас же…
- Потом, лягушонок, потом. Там… Но сначала.
Я вижу её палочку, направленную на мою руку. И я все-таки кричу, потому что я не знаю, что сильнее – новая боль или память о той, и разрывающаяся чуть ли не по старым шрамам плоть, и… снова...
О-о-о-о!!!
На сей раз – это подвал. Странной пятиугольной формы, с дверью в стене-основании, с какой-то кучей черного тряпья в углу, напротив моего угла, и с… я приглядываюсь – со странной посудиной между мной и кучей.
И я не привязан к стене, а прикован на какую-то цепь.
Посередине стоит стул с высокой спинкой, и она – словно скомандовала Сонорус – громко вещает, восседая на этом странном троне.
-…благодарить моего супруга…
Еще один мужчина, чуть ли не копия Лемеля, но постарше, смотрит на неё с любовью, как будто она – девочка, получившая долгожданную игрушку.
-…и нескольких волшебников, которые подвернулись весьма кстати…
Их не проверили. Как …просто, все же знали, что Лестранжи – там, и, когда их нашли, …тела даже не обследовали. Оборотное зелье? Вряд ли. Скорее, более надежные чары.
Проще думать об этом, чем о пальцах.
О том, что я – не виноват, например.
Только это ничего не меняет.
- Правила игры несколько изменились, мои дорогие. Никакой беспалочковой магии здесь не будет. Ничего и никого здесь не будет, кроме вас…и нас.
Я не понимаю. При чем тут беспалочковая магия, в которой я – почти ноль?
- Мы поумнели, представьте себе. И долго-долго готовились.
Она легко спускается со своего стула-трона и подходит ко мне.
- Хочешь узнать, почему я выбрала тебя, лягушонок? Не твоего дружка, а именно тебя?
…На самом деле – да. На самом деле – ну почему я?
Но я молчу, с ней надо молчать, это я знаю точно.
- Ты, лягушонок, - моя ошибка. Можно сказать, роковая. Он, - Беллатрикс поворачивается и смотрит на мужа, - сумел убедить меня в этом, так что скажи спасибо Рудольфусу.
Я молчу.
- Ну! – она поднимает палочку, а двое мужчин моментально перестраиваются, поворачиваясь к куче тряпья.
- Я жду, лягушонок. Ты скажешь это. Хоть под Империо.
Я пережидаю всю формулировку и, давясь словами, произношу:
- Спасибо, мистер Лестранж. Я признателен, правда. Вы себе не представляете, как я благодарен вам…
- Фините инкантатем.
Хорошо, что я не успел позавтракать, потому что меня тошнит, но лужица непонятно-чего перед моими глазами, она…милосердна.
- …Но была еще одна ошибка, - продолжает Беллатрикс, отходя. – Не моя. Поэтому …более масштабная. В Его духе, - тут она прерывается, наверное, спазм, или ей не хватает воздуха, и тот, который муж, подхватывает её бережно.
- Но мы исправим и её. В годовщину…печальную годовщину… А пока… Ты понял, сволочь?
Я опять моргаю, следя за её рукой, продолжением которой стала палочка, но на этот раз она смотрит совсем не на меня.
Черная куча шевелится. Мама. Мама, этого не может быть.
Не то, чтобы я верил в то, что повторится история трехлетней давности. Я ни во что не верил, если честно, я и не думал об этом.
Но что-то обрывается внутри, когда я понимаю, что куча – это не куча.
Это просто складки грязной ткани. И страдание тоже, они сделали его таким.
Из тряпья появляется не бледное даже, желтое лицо. Он не видит меня; между нами стоит Беллатрикс, я сам углядел его чудом.
- Привыкайте друг к другу, милые мои.
Они выходят.
А Северус Снейп приваливается к стене, глядя на меня с отвращением.
И тут мне кажется… Ну, это действительно подходящий момент, наверное. Я стараюсь говорить ровно, потому что от боли хочется прикусить язык, перекинуть это режущее, рвущее ощущение в другое место, подальше от пальцев, я говорю, короче:
- Я не смог поблагодарить вас, сэр, за …за тот раз. Спасибо. – И, подумав, добавляю, - вы спасли мне жизнь. – Это не совсем так, и я добавляю еще, - вместе с Гарри.
Мне кажется, или брезгливость в его взгляде сменяется удивлением?
- Что, Империо включало в себя и благодарность мне, Лонгботтом?
И я опять не могу ответить, как в школе.
- Ну?
- Но это же правда, сэр.
Он кивает и замолкает.
Не знаю, что они делали с ним, кто его знает, вдруг он теперь всегда такой тухлый.
На нем не видно никаких внешних повреждений, в отличие от меня. Потому что я возил руками по рубашке, и прижимал их, и теперь все заляпано кровью. Три года назад, кажется, было легче, запястья были зафиксированы и болели…как-то отдельно от меня, сейчас же я не знаю, куда их деть, неловко шевелюсь, но ниже локтя ничего не чувствую - только боль. Недлинная цепь, обхватывающая мою лодыжку и уходящая в стену, тихо позвякивает, но перемещаться не мешает.
Я достаточно долго копошусь и слишком занят собой, не обращая внимания на тишину в углу напротив.
Поэтому меня так пугает гримаса, перекосившая его лицо, и струйка крови, вытекающая изо рта.
Он ловит мой взгляд, или я охнул тихо, стирает кровь и опять закрывает глаза.
Он может шевелить руками. Не то, что я. Но, если он может…
Меня даже не обыскали. Отобрали палочку, пошлепали по карманам, ну, вынули носовой платок, какую-то мелочь…но.
Я просто хочу избавиться от боли. Хоть ненадолго. Хоть чуть-чуть. Так хочу, что мне плевать, кто поможет мне в этом.
- Сэр! Профессор…то есть… Сэр! Сэр, вы тоже…на цепи?
Глупый вопрос. Но в его присутствии ничего умного я сказать никогда не смогу, наверное.
- Блестящее умозаключение, Лонгботтом. Нет, я провожу здесь уик-энд.
- Сэр, мы не могли бы как-то…дотянуться друг до друга?
- Зачем? Хочется, чтобы кто-то погладил по голове?
И тут я некстати вспоминаю бабушку…нет, не Ба, а самого Снейпа, в бабушкином платье, того, Ридикулуса, которому нас учил Люпин.
Думаю, мой боггарт сильно изменился с тех пор.
Какой он был…милый, тот боггарт, если задуматься. У него не было зеленых глаз, и низкого голоса, и красивых черных волос, и…он был совсем детским.
- Лонгботтом! Что вы задумали?
- Простите, сэр. Я хотел попросить вас достать кое-что из кармана…руки…
Снейп, не говоря ни слова, пытается встать, и это получается у него только с третьей попытки.
Это тоже пугает. Он всегда ходил быстро и почти бесшумно, по крайней мере, в Хогвартсе. Появлялся из-за углов, мгновенно исчезал в гулких коридорах, и его теперешняя физическая неловкость ужасна.
- Туда, - он двигает подбородком к углу между нами, тому самому, с посудиной.
- Что это, сэр? – спрашиваю я, пока мы добираемся до точки встречи. Цепи хватает ровно настолько, чтобы встать рядом с неким подобием ведра.
- Это, Лонгботтом, чудо неприятельской магии. Параша, единственный предмет, на который здесь наложены чары. Не считая стен и цепей, конечно.
- А запрет на беспалочковую магию… это - чтобы блокировать вас?
- Я потрясен вашей сообразительностью, - шипит он в ответ, - ну?
Ах да, карманы. Я подставляю ему одно бедро, потом второе, он неторопливо, может, ему тоже все время больно, обшаривает их.
- Теперь живете самостоятельно, Лонгботтом?
- Э-э-э…Сэр?
- Или бабушка вас не кормит?
Он дотрагивается до выступающей кости бедра.
- Просто все изменилось, сэр.
Я действительно похудел за три года. То есть, по сравнению с тем, каким я был после освобождения, я даже поправился, но все равно…
На его ладони лежит десяток семян. Маленьких, темно-зеленых. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не слизнуть их одним движением, как собака. Но так нельзя.
- Что это?
- Положите мне одно в рот, сэр. И …себе возьмите. Это должно помочь.
- Я спрашиваю: что это?
- Название вряд ли вам скажет что-нибудь. Пожалуйста.
Почему он издевается надо мной? Да и над собой тоже. В его руке сейчас – анальгетик, да такой, что через десять минут о боли забудешь напрочь.
Он сжимает кулак.
- Я жду.
- Это…это из Южной Америки, сэр. Мне подарили на симпозиуме…Это…как лекарство…Обычно используют листья, но в семенах концентрация целебных…тоже…
Я жалок, наверное. Мямлю, словно отвечаю плохо выученный урок.
И его взгляд – точь-в-точь, как на уроке.
Он кладет себе в рот одно семечко.
- Подождите немного, сэр. А потом – его надо жевать.
Я жду, затаив дыхание.
Когда Снейп сплевывает в ведро – слюна зеленая и пенится, все правильно, её сейчас будет очень много, слюны, но потом…потом…
Я вижу, как разглаживаются черты его лица, как будто боль, притаившаяся внутри, отпускает. Почему как будто? Так и есть.
- И мне, сэр.
Я чувствую на языке маленький твердый шарик, который начинает разбухать, заполняя рот, тоже старательно жую, вознося мысленные благодарности Рикельме, далеким кечуа и собственной рассеянности.
Снейп гораздо увереннее возвращается в свой угол, засунув оставшиеся семена обратно в мой карман.
- Да вы наркоман, Лонгботтом, - с удовлетворением сообщает он.
- Но ведь вам лучше?
Он молчит, не желая признавать мою правоту, наверное.
- Я хотел попробовать вырастить его у нас. Климат и почва, правда, не очень, но есть варианты…
Снейп уже спит. Значит, совсем отпустило.
Я устраиваюсь поудобнее. Пальцы просто саднят, а потом отупляющая легкость накрывает меня, и это так хорошо, так …
Я просыпаюсь от дребезжащего звука – как будто струя разбивается о что-то металлическое.
Впрочем, так и есть: Снейп стоит около этой самой параши, повернувшись ко мне спиной. Конечно, я тоже хочу в туалет. Или как это теперь назвать? Не важно, хочу, короче.
- Лонгботтом, - он услышал мою возню и разворачивается, - идите сюда.
- Зачем?
- Я жду.
Я подхожу, и он, опять неторопливо, начинает расстегивать мои брюки.
- Сэр!
- Вы что, собираетесь ходить под себя? - цедит он. – Даже если нас и прикончат, я не хочу провести свои последние часы в помещении, воняющем мочой, - и безжалостно добавляет, - как минимум, мочой.
Возразить действительно нечего, я, со своими руками, ни за что бы не справился с застежками, поэтому я молчу. Только внутри все съеживается, когда он, спустив мне трусы, чуть приподнимает мой член, прицеливаясь в ведро.
Я представляю, как это должно выглядеть со стороны, и нервно хихикаю.
- Меня радует ваш оптимизм. Быстро!
…Хоть бы отвернулся, что ли.
Но все в итоге получается, он даже покачивает член, стряхивая последнюю каплю, и одевает меня.
- Ваша застенчивость здесь неуместна. Это элементарная гигиена и дисциплина.
- Спасибо, сэр.
Он не удостаивает меня ответом, возвращаясь в свой угол, и морщится, опускаясь на пол.
Действие семян закончилось, но, уже засыпая вчера, я подумал, что надо предложить ему…
- Доброе утро, лягушонок.
Они входят втроем, за ними плывут тарелки с какой-то серой размазней и кувшин с водой.
- Приятного аппетита.
Тарелки следуют каждая в свой угол, а я продолжаю стоять у ведра, рядом со мной приземляется кувшин.
- Я вижу, ты не помог мальчику облегчиться? – спрашивает Реми…или Рабастан, – что же ты, Северус? Ведь раньше тебя привлекали такие любители гербологии.
О чем они говорят? Бред какой-то, при чем тут гербология?
Но Снейп, вероятно, прекрасно понимает, о чем речь – я вижу, как ходит желвак на его худой скуле, и он стискивает челюсти еще сильнее.
Только когда дверь закрывается, он говорит, выдохнув:
- Двигайте свою тарелку к ведру, Лонгботтом.
- Тарелку?
- Я начинаю думать, что смерть – это всего лишь избавление от ваших глупых вопросов. Я покормлю вас. Хотя, если вы предпочитаете вылизывать посуду – не смею мешать.
Носком ботинка я подталкиваю тарелку к нему навстречу, потом мы садимся на пол у проклятого ведра, которое, хвала Мерлину, действительно самоочищающееся.
Снейп начинает кормить меня – быстро и неумело, так, что я чуть не давлюсь отвратительной пресной овсянкой. Он пережидает какое-то время, глядя на меня…чуть ли не виновато. Да нет. Мне просто показалось. Потом он дает мне попить и собирается отойти.
- Сэр, подождите. Возьмите у меня семена. Я все равно не смогу их достать сам.
Снейп запускает руку в мой карман, обшаривая его тщательнее, чем вчера, чтобы выскрести все, наверняка. И раскрывает ладонь. Мы чуть ли не одинаково шевелим губами, пересчитывая наши жалкие сокровища. Восемь штук. По одному в день.
- Забирайте, сэр. Я все равно не смогу их достать.
Он прикидывает что-то, глядя в мой угол.
- Нет, не так. Пополам.
- Я не смогу. Сэр.
- Сможешь, - он неожиданно переходит на «ты». - Аккуратно сбросишь их на тот кирпич – и будешь слизывать языком.
- Проще, чтобы вы…
- Проще будет, если я не смогу встать, а ты будешь любоваться на меня и пыхтеть от боли? Нет уж.
Он осторожно дотрагивается до моей кисти, и я прокусываю губу.
…Мерлин…
- Не надо её трогать, пожалуйста.
Тогда он перемещает пальцы, чуть сгибая мою руку и пристраивая четыре семечка в складке рубашки на локте.
- Аккуратней. Давай.
Мне удается донести их и сбросить почти точно, ну, по крайней мере, в пределах досягаемости.
Я ложусь, потому что овсянка, как бы пакостна на вкус она ни была, это – все-таки еда, и меня клонит в сон.
Но поспать мне не удается.
Она развлекается с Круциатусом сегодня. Руки, насколько я могу вспомнить, она не тронет еше пару дней, поэтому просто…
- Круууциииоооо, – выпевает её голос, как будто она солирует в хоре, так чувственно и нежно, и непонятно, как такое простое и милое слово может причинять такие муки.
Три… Пять… Потом я сбиваюсь со счета.
Когда я открываю глаза и облизываю сухие и колючие губы, подсохшая кожа царапает язык, она уже наклонилась над Снейпом, а братья Лестранжи, как верные оруженосцы, стоят у неё за спиной.
Там – тоже Круциатус, а потом что-то еще, я не могу разобрать слов, но действует неплохо, судя по тому, что Снейп тихо охает, и его вытянутая вперед рука судорожно скребет по полу.
- Прекрасно. Можно сказать, что я придумала это для тебя, Северус. Дальше тебе понравится еще больше, потому что …впрочем, не будем торопиться.
Я с трудом дожидаюсь, пока она уйдет, чтобы доползти до кирпича и слизнуть семечко.
Снейп уже тоже жует, вздрагивая.
- Мне кажется, Лонгботтом, или три года назад ты был терпеливее?
- Я буду терпеливее, сэр, когда они, - я киваю на кирпич, - кончатся. А пока…
Я приваливаюсь к стене. Такое впечатление, что камни забирают и боль, и озноб и усталость.
- Когда тебя поймали? - спрашивает он сонно.
- Вчера.
- Лонгботтом!
- Простите, сэр. Второго июля.
- Десять дней, - бормочет он, - еще десять дней.
- Девять, - поправляю я. Сегодня - третье.
Он кивает, соглашаясь. Семян хватит на четверо суток, если использовать по одному. Потом – пять дней неизвестно чего, хотя почему неизвестно – пять дней чистой, незамутненной боли, а потом – третья годовщина моего освобождения. Гибели Лорда. И так далее, каждый волен праздновать свое.
- Нас найдут, - уверенно говорю я.
- Конечно. Сколько бы ты проболтался в том доме три года назад, если бы…
Он прав. А тогда был Орден, и аврорат работал не так, как сейчас, а в полувоенном режиме, но все равно, без его помощи…
Не думаю, что он хочет лишний раз попрекнуть этой помощью, он просто пытается трезво оценить сегодняшнюю ситуацию.
- Как ты…
- Я был на переговорах. У моей компаньонки, Луны Лавгуд, вы помните её, сэр…?
Он опять качает головой, на этот раз – недовольно, давая понять, какого он мнения о людях, берущих в дело Луну.
Почему я так хорошо его понимаю? Это из-за семян, наверное, все приятно плывет перед глазами, и сонный дурман обволакивает нас, успокаивая.
- У Луны есть копии всех документов Лемеля-Лестранжа…
- Детский лепет.
Снейп пытается выпрямиться и, вероятно, что-то сказать или подумать, но потом снова съеживается, так удобнее, наверное.
- Хорошо, если твоя подружка жива, но за её память – не поручусь, - бормочет он.
Я так и засыпаю – с мыслью о Луне, которая вообще ни при чем, настолько ни при чем, что малейшая угроза для неё представляется мне душераздирающей несправедливостью.
Просыпаюсь от боли в неудачно повернутой кисти, машинально бреду к ведру, думая все о ней же, о Луне, только по-другому.
Мне стыдно – я думаю о ней так…практически - но я на самом деле испытываю облегчение при мысли о том, что она никогда не оставит Ба. Хочется в это верить, она хорошая девушка, и они, по-моему, действительно подружились.
- Сэр, мне надо…
Снейп молча встает и подходит.
И мне уже не кажется неприличным и диким то, что профессор Снейп помогает мне помочиться. О том, что будет, если мне понадобится воспользоваться ведром …посерьезнее, я тоже не думаю, хотя неделю назад я бы с ума сошел от одного такого предположения.
Как все относительно, оказывается.
- О чем задумался, Лонгботтом?
Он уже застегнул мои брюки и нависает сверху…как ворона какая-нибудь. Как это у него получается, несмотря на то, что мы почти одного роста?
Все относительно, да – и я все равно не могу ему сказать: «О том, как вам придется вытирать мне задницу, сэр»
Поэтому, не подумав, брякаю:
- О том, что я ничего не успел, наверное.
Снейп смотрит на меня презрительно, словно хочет сказать: «Спекся, Лонгботтом, прощаешься с жизнью?»
А я не прощаюсь, я вспоминаю, что хотел спросить еще вчера. Или сегодня, непонятно, сколько мы спали.
- А вас не будут искать, сэр?
Он настолько потрясен вопросом, как будто это параша его спросила, а не я.
- Искать?
- Ну, сколько вы здесь?
- Неделю. Не думаю, что кто-нибудь побеспокоится до начала августа.
- Вы…были в отпуске?
- Нет, - мрачно отвечает он, - у меня заказы на первое число.
Ну вот зачем я спросил? Кому – пусть даже Снейпу – захочется признаваться, что тебя будут искать только в связи с невыполненным заказом?
Не то, чтобы мне его жалко, и я ничего не хочу знать об этом, но все равно – как-то неуютно. Как будто подсмотрел за чужой, совсем интимной, жизнью, или влез в думосбор, или…
- У меня тоже заказы, - отвечаю я, чтобы замять неловкость.
- Я знаю, Лонгботтом.
- Вы знаете, что у меня…
- Приличные травы можно заказать только у тебя. К сожалению, - быстро добавляет он.
Я пытаюсь вспомнить… Нет, точно, нет.
- Но вы же никогда ничего не заказывали у нас!
Он фыркает.
- А! До востребования? Или через посыльного? С предоплатой через сов?
Снейп молчит, но такие заказы действительно были.
- Кстати, о твоих семенах, - говорит он чуть ли не спустя час, - Они нехороши. Как обезболивающее - да, но …
- Голова вообще отказывается работать, - соглашаюсь я.
- Лучше бы ты ходил с запасом разрыв-травы… Хотя нет, сейчас бы у тебя ничего не получилось…
Я проглатываю вопрос: откуда вы знаете о разрыв-траве? Вот это уж никак не компонент для зелий. Если только через ЗОТС и все его…прочие занятия.
Меня удивляет не то, что он о ней знает, хотя мне понадобилось пять рекомендаций для выполнения самого что ни на есть официального заказа Министерства, и семена выдавали под расписку. Меня удивляет то, что он знает, как надо растить разрыв-траву.
Они же все разные, растения. Мандрагоре нужна сила, папоротнику – хитрость, а разрыв-траве, как ни странно, нежность.
Я даже ночами аппарировал в оранжереи, чтобы погладить её. Да, надо сидеть и перебирать руками травинки, гладить, приговаривая, что она хорошая и вырастет сильной. И, главное, послушной. Никогда бы не поверил, что эти тонкие стебельки могут разносить на кусочки гранитные валуны, если бы сам не увидел, как моя травка пробивала тоннель в горе.
Но он-то как узнал об этом? И почему они намекают на какую-то его связь с гербологией? Или, как там сказал Рабастан, с «любителями гербологии», «такими любителями гербологии». Какими – такими?
Действительно, семена отупляют. Ничего понять не могу.
…Вот только когда они кончились, семена – гораздо быстрее, чем мы планировали, потому что Беллатрикс стала приходить дважды в день, я пожалел о них всего один раз. Самый первый, когда, что уж скрывать, я крыл последними словами и Снейпа, и собственную глупость.
Так получилось. Я хотел…ну, если можно сказать, растянуть удовольствие, и просто грохнулся в обморок, когда она снова принялась за руки, а Эннервейт от Рудольфуса чуть притупил боль, и я перетерпел. Оставив одно семечко про запас. Какой запас, я всего лишь хотел приберечь его до следующего её обращения к «нашим лапкам» - от этих слов сердце ухает куда-то в желудок, а рот наполняется противной сладкой слюной, но не вышло.
@темы: гарри поттер, я - слешер, а не яойщик!
